Алексей Савинцев: Дорогие мурманчане! Впервые в Мурманске, впервые за Полярным кругом наш дорогой гость, знаменитый писатель, лауреат Государственной премии Захар Прилепин. Здравствуйте, Захар!
Захар Прилепин: Здравствуйте.
— А как все-таки правильно обращаться?
Захар Прилепин: Захар.
— А с чем связан псевдоним?
Захар Прилепин: Когда-то, когда я уволился из ОМОНа, где-то в 1999 году, я решил написать книжку, одну-единственную, решил, что есть у меня сын, тогда у меня был один еще сын, сейчас у меня их больше… дерево посадил, дом построил, думаю, книгу я напишу, и почему-то я решил взять имя своего прадеда — Захар Прилепин у меня звали прадеда. Отец мой, царствие ему небесное, он был Николай Семенович, но тоже все друзья называли его Захаром, и я решил, что у меня есть такое тотемное имя, решил его использовать, потому что мне казалось, что это как-то звучит так вот, но потом написал вторую книжку, и уже решил ее подписывать тоже «Захар», потому что… ну, что ж делать… пусть будет, а то спросят… меня просто по паспорту, наверное, радиослушатели не понимают, по паспорту я Евгений Николаевич Прилепин, а книги подписываю «Захар Прилепин». Ну, как-то вот так получилось, что пришлось жить со вторым именем.
— Алексей, сегодня как проходит… во сколько встреча? Давай сразу анонсируем.
Алексей Савинцев: Да, в 16 часов по адресу Кольский, 51, у гипермаркета «Твой» в нашем павильоне Мурманэкспо состоится встреча для всех мурманчан с Захаром Прилепиным.
— В данный момент вы можете задать вопросы гостю в эфире, дозвонившись по телефону 45–09–45, либо написав: SMS-портал, Viber, WhatsApp — 8–921–045–10–45, и уже есть вопросы у нас: «Добрый день, спасибо за все, что вы делаете, за вашу жизненную позицию. Как при таком активном образе жизни находите время для творчества?». Это от Андрея вопрос.
Захар Прилепин: Ну, Андрей… не нахожу я времени для творчества, опять же, для тех, кто, возможно, не знает из наших радиослушателей, я последние полгода являюсь военнослужащим армии ДНР, и вот, с тех пор, как я этим, собственно, занялся, вступил в должность, я никаких книг не пишу, и мне как-то не хочется, у меня настроение совершенно другое, вот, но время от времени, где-то раз в месяц или два, я куда-нибудь выезжаю, чтобы заработать лишнюю копейку на то, чтобы в батальоне… вот сейчас мне нужно громкую связь провести в расположение, вот я сейчас приехал, в Мурманске немножко… обогащусь… потому что у меня еще четверо детей от одной жены, надо их кормить, поэтому… вот… но так, я время провожу, в основном, на Донбассе, в Донецке, на позициях, поэтому не до творчества, а в прошлые времена, когда… до, собственно, до войны, я действительно вел там 2 телепрограммы и управлял двумя СМИ, но я же всегда был начальник, я был сам себе командир, поэтому я в мае где-то уходил в отпуск, и в свою деревню уезжал, и до октября там полгода жил с детьми на берегу реки, без интернета, без телевидения, и писал в это время там очередную книгу, то есть, ничего сложного, на самом деле.
— У нас есть звонок. Здравствуйте!
Семен: Здравствуйте, Захар! Это Семен, любитель рок-музыки и просто музыки, хотел вам сказать «спасибо» за вашу программу «Соль», если есть время, смотрю ее, и хотел бы спросить относительно ваших музыкальных пристрастий…
Захар Прилепин: Спасибо за вопрос, спасибо, что цените нашу программу! Сейчас, к сожалению, опять же, в связи с занятостью на Донбассе, мы сейчас ее временно закроем, потому что некогда ездить в Москву и ее записывать, и мы уйдем, наверное, в отпуск до октября, надеюсь, что до этого времени все изменится, и можно будет вернуться к программе. Я, конечно же, когда мы собрались с директорами канала «Рен-тв» и решили сделать программу «Соль» музыкальную, она в полночь выходит каждое воскресенье, у нас была личная такая заинтересованность, личная мотивация, потому что мы, конечно же, взрастали под музыку групп «Алиса», «Аквариум», Саша Скляр, «Пикник», «Калинов мост», все это мы обожали, а потом мы выросли, и выяснилось, что мы можем даже позвать этих людей и принудить их петь свои любимые песни и задать те вопросы, которые мы в 14 лет не могли задать в принципе, потому что они были полубогами, и вот, пользуясь положением, мы стали их звать на программу, поэтому музыкальные интересы мои, они вот плюс-минус… я, как правило, зову тех, кто мне очень нравится, иногда приходится звать людей, которые не совсем симпатичны, но их там любят какие-нибудь дети другие, подростки там всякие, но вот зовем тоже. А так, конечно же, я обожаю Диму Ревякина, я очень люблю Сашу Скляра, я всех тех людей там… «Крематорий» группа, всех тех людей, которые к нам приходили, мои товарищи из группы «25/17», всех тех, кого люблю, тех и зову.
— Вот у нас был вопрос еще до эфира относительно нейминга: «Почему «Соль» называется программа?», — спрашивал радиослушатель Роман.
Захар Прилепин: Да я как-то не знаю, я забыл уже, почему «Соль». Да потому что «в чем соль», «в чем суть»…
— Ну, или «фа-соль»…
Захар Прилепин: «Фа-соль», да. Много там всяких, да, объяснений. Назвали — и назвали — ну, прижилось же.
— Говорили вы о нынешней своей деятельности, вновь вы возвращаетесь на фронт, к боевой такой деятельности, и периодически критики достаточно колко высказываются, в связи с вашим большим туром с презентацией вашей новой книги, говорят: «Как же человек на передовой находится, если постоянно он ездит по различным презентациям и в различных городах»…
Захар Прилепин: Никакого большого тура не было, была пятидневная или семидневная поездка по городам, действительно, у меня были обязательства определенные, это было еще два месяца назад, потом я вернулся обратно в расположение, и все эти критики замолчали — и молчат, пока меня вновь не увидят где-нибудь, потом опять начинают вскрикивать, вот, скажут: «Почему он в Мурманске?». Я не вижу никакой необходимости оправдываться перед ними, я 3 года уже торчу на Донбассе, и все это время они молчали, а сейчас они чё-то там попискивают… а люди, которые со мной находятся в Донецке, они знают, чем я занимаюсь.
— Ну, вот такая была пикировка с Галиной Юзефович, вы в ЖЖ ей отвечали, и, видимо, обиделись все-таки на ее текст на «Медузе», вы к критике сложно относитесь?
Захар Прилепин: Нет, слушайте, это была никакая не пикировка какая… Галя написала, Юзефович, статью по поводу моей книги «Взвод», где сказала, что Пушкина я не должен был туда помещать, потому что непонятно, на каких основаниях я его туда поместил, а Галя Юзефович получила книгу, я прекрасно это знаю, в ночь перед тем, как она написала рецензию, она просто ее не прочитала. Я написал: «Галя, нехорошо! Ты не читала книгу, и уже написала по этому поводу рецензию». Ну что — я обижаюсь, не обижаюсь, я просто нормальный человек, если вам сейчас скажут, что типа вы в подъезде написали слово из трех букв, вы скажете: «Нет, я не писал», я скажу: «А чё, вы обижаетесь на критику, что ли?». Это просто неправда, вот и все.
— Так все-таки для мурманчан информация, что Захар презентует новую книгу «Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы». Захар, все-таки о книге. Как родилась мысль такая?
Захар Прилепин: В связи с тем, что у нас уже несколько лет идут разнообразные военные, околовоенные действия и в Сирии, и плюс-минус там в одном соседнем государстве, в котором, так или иначе, участвуют люди из России, у нас литературная общественность, культурная общественность как-то бурно на это реагирует, и вот они начинают шуметь, что вот русский писатель всегда был пацифистом, гуманистом, всегда вот такой бегал на тонких ножках и призывал ни в кого не стрелять. Я так все время пожимал плечами, потом понял, что слишком много персонажей воспроизводит эту мысль, по сути, неверную, потому что в России, в русской классике, представители первого ряда русских писателей, наш иконостас, каждый второй там точно брал в руки оружие, причем не только в период Отечественной войны 1812 г., или 1941–1945 гг., а во все другие кампании, аннексии разнообразные, Кавказ, Финляндия, Польша, Западная Украина, Белоруссия и т.д. и т.п. Воевало огромное количество людей. Я решил просто в связи с тем, что люди просто об этом не знают и не очень понимают, о чем идет речь, так вот совпало. Все вроде помнят, что там Толстой где-то воевал, Гумилев, а в целом, масштабов не представляют себе. Я решил об этом написать, как воевали, что говорили, что испытывали по этому поводу, и в процессе написания я даже сам для себя выяснил, что, скажем, с начала XIX в. ситуация, что называется, геополитическая, не очень меняется, потому что игроки точно те же самые: Великобритания, Турция, Османская империя, Франция, США — и даже места соприкосновения, места проблемные, они те же самые, вот как раз территории Польши, Западной Украины, Белоруссии, Кавказ и все такое прочее. Вот как было тогда, что Пушкин по этому поводу писал, или там Батюшков, или Чаадаев, Денис Давыдов, ровно то же воспроизводится, и можно те же самые цитаты извлекать, и они прям точно попадают в нерв времени.
— А вот то, что вы представляетесь как политрук батальона, это у вас рифмуется с бабелевской биографией?
Захар Прилепин: Я не представляюсь как политрук батальона, это неверная информация, это из статьи «Политрук Прилепин» пошло. Но я ничего по этому поводу не говорю, я заместитель командира батальона спецназа, штурмового разведывательного батальона, я не выполняю бабелевские функции, я выполняю совершенно другие функции и, кроме Бабеля, я еще раз повторяю, у нас где-то около 150 было офицеров, воевавших на всех войнах подряд.
— Писатель воюющий — по-вашему, это достаточно традиционно для русской литературы? А внутри себя есть какой-то конфликт человека, который пишет, и человека, который берет в руки оружие?
Захар Прилепин: Если бы был внутренний конфликт, я бы ничем этим не занимался. Никакого конфликта у меня нет, потом, я не очень понимаю, может быть, вы мне объясните, почему у человека пишущего должен быть конфликт? А у парикмахера должен быть конфликт? У учителя пения?
— Мне кажется, у всех есть внутренний конфликт.
Захар Прилепин: Если у всех, почему вы тогда говорите про человека пишущего? Вы понимаете, у человека пишущего ореол над головой не сияет никакой, он ничем не отличается от столяра, плотника, шахтера, уборщика мусора, ничем! Это тоже человек, который испытывает те же самые эмоции.
— Окей, тогда я спрошу о том, что делает политика, война и вообще такая фоновая различная трагедия, которая происходит с нашими гражданами, или с нашими бывшими согражданами, насколько это разделяет писательскую и вообще гуманитарную среду? Потому что последние лет 5, наверное, очень активно люди культуры стали высказываться относительно политики, относительно драм и относительно войны.
Захар Прилепин: Слушайте, а относительно чего должны высказываться люди культуры? Относительно цветочков в газоне? Это совершенно нормальное состояние литераторов, которые находятся в процессе конфликта и, так или иначе, артикулируют на позицию той или иной части общества, это было всегда, это было при Ломоносове и Тредиаковском, при Пушкине и Державине, при Есенине и Маяковском, Мережковском и Гиппиус, было при шестидесятниках, было в 1991 году. Это совершенно нормальное положение вещей, потому что все со всеми согласны только на кладбище.
— Иногда различные литературные баталии приводят на передовую или на дуэль…
Захар Прилепин: Это хорошо! А что в этом плохого? Конечно, приводят, и хорошо.
— Захар, а из описанных в книге судеб, какая оказалась ближе всего?
Захар Прилепин: Ну, никакая не ближе всего, потому что степень мужества этих людей и последовательность, и самурайство, оно совершенно аномальное, и равняться на этих людей крайне сложно, они, не переставая, воевали, совершали подвиги, дуэльные истории, все то, чем мы восхищаемся, есть определенные образцы, не хочу ничего плохого сказать, Владимир Семенович Высоцкий, там, да, мужественный человек, но там Высоцкий, по сравнению там с Бестужевым-Марлинским, это просто несопоставимые вещи. Эти люди… непонятно, что они вообще… как они были, как они жили, тем более, это же не из Античности, не из какой-то древности, все биографии плюс-минус… можно со всем разобраться, что он делал, за что он получал свои ордена, что именно совершал в том или ином бою, и это просто заставляет волосы дыбом вставать, если б они у меня были, они бы вставали, потому что невозможно просто… люди были удивительные, поэтому я себя с ними не сопоставляю, я смотрю снизу вверх на них — в абсолютном восторге.
— Книга — это истории про солдат и офицеров, что это, байки? Я не читал книгу.
Захар Прилепин: Ну, нет. Никакие это не байки, а просто, ну, так вот скажем, в российском литературоведении, в советском и досоветском так сложилось, что военную биографию Петра Чаадаева или даже Лермонтова или Пушкина, у которого тоже есть военная биография, между прочим, она очень мало изучалась. Вот у Пушкина все знают «Дон-Жуанский список Пушкина», «Пушкин в Михайловском», «Пушкин в Болдино», «Пушкин-масон», «Пушкин и государь-батюшка», а «Пушкин и война» — тема просто не изучалась. В советское время нас там был «мир, дружба, интернационализм», в досоветское время было не до этого, я вдруг понял, что в любой биографии русского классика где-то полтора-два абзаца этому посвящено. Я решил все-таки выяснить, как, где, в каких полках служили, в какие передряги попадали, за что получали ордена, и так родилась такая книжка, вернее, первый том этой книги — о том, как происходила воинская деятельность этих русских классиков и что, собственно, они по этому поводу писали и говорили, как они к этому относились. Это историческая книга, историческая, философская книга, никакие не байки, все строго на документах.
— Ну вот когда я читал книгу «Обитель», и в конце книги я испытал такую дрожь, что это на реальных событиях… и вот сейчас я понимаю, что в движении своем от художественного ближе к документальному жанру движетесь?
Захар Прилепин: Ну, нет-нет, совершенно этой тенденции нет, просто так совпало, что я сначала пишу художественную книгу, потом пишу документальную книгу, и то, и другое по-разному любопытно, я не себя сравниваю с Пушкиным, а просто говорю, как это бывает. Пушкин сначала написал «Историю пугачевского бунта», потом понял, что документалистика не охватывает события с какой-то там метафизической точки зрения, и написал «Капитанскую дочку» о том же самом, где все совершенно иначе, поэтому я просто с разных сторон подхожу к каким-то болевым точкам русской истории и начала XIX в., и 20-е гг., революция, описываю это сначала строго документально, потом в каком-то, что называется, художественном тексте, ну, то есть, это моя личная кухня, у меня движение сразу во все стороны идет.
Роман: Добрый день, Роман беспокоит. Гостю респект.
Захар Прилепин: И вам спасибо.
Роман: Значит, у меня такой вопрос. Вы реально, скажем так, окунулись в это болото, которое сейчас в Украине. Значит, мы, простые обыватели, получаем информацию из средств массовой информации. Значит, вопрос такой. Насколько реально, или насколько недо- или пере- дают нам информацию о том состоянии дел, которое сейчас в Украине?
Захар Прилепин: Спасибо за вопрос, в целом, можете вполне доверять российским СМИ, там есть некий элемент умолчания, не очень серьезный, некий элемент какого-то лукавства, но, в целом, если вы любое ток-шоу посмотрите, я сам до тех пор, пока не переместился окончательно на Донбасс, я сам иногда в этом участвовал, там сидят вот эти представители украинской стороны, они говорят свою точку зрения, мы говорим свою, и, в целом, картина, даже по центральным каналам, она складывается вполне объективная. Можете еще зайти на разнообразные сайты, почитать там, на «Свободной прессе», на «Русской весне», есть просто такой элемент, который сегодня уже меньше освещается, скажем, когда были события лета-весны-осени 2014 г., тогда просто каждый бой описывался, каждый бой освещался, сейчас бои идут в постоянном режиме, сейчас стычки на линии соприкосновения, и уже об этом зачастую просто не сообщается. Может там за день погибнуть 15–20, 35 человек и с одной стороны, и с другой, потери могут быть 70 человек, это больше, чем в любые из дней 2014 г. И про это просто не будет никакой информации, потому что, по сути, ничего не происходит. А что люди просто убивают друг друга, не двигаясь с места, в лучшем случае, 500 метров одни или там километр другие, и опять встают на те же самые позиции. Это освещать особого смысла нет, потому что население будет только раздражаться больше, почему происходит убийство, почему люди гибнут, а ничего дальше не происходит. Вот так, а в целом, ситуация такова, какой вы ее слышите, все так и есть.
— Хорошо, а сколько еще они будут убивать друг друга? Вы теперь изнутри можете судить об этом.
Захар Прилепин: Слушайте, ну никто ни изнутри, ни снаружи не может ни о чем судить. Я даже более того скажу, зачастую люди, которые смотрят центральные каналы российского телевидения более осведомлены, чем люди, которые находятся там, на линии соприкосновения, потому что там люди могут сидеть в окопе просто там… 2 недели, 3, месяц не знать никаких новостей и иметь такие, знаете, фантасмагорические представления обо всем, а человек, который в интернете полчаса провел, он может уже сложить для себя какую-то картину мира, поэтому я просто надеюсь, как частный человек, что события начали развиваться с какой-то стремительной скоростью, что, так или иначе, признали паспорта ДНР, ЛНР, так или иначе, совершили национализацию, или взяты под внешнее управление, так это называется, 40 предприятий на Донбассе, которые ранее принадлежали Украине, сейчас происходят постоянные встречи в Крыму, когда главы Крыма уже напрямую говорят Плотницкому и Захарченко, что вы следующие на присоединение, то есть, такие вещи случайно не происходят, ну, то есть, какие-то события, которые идут чередой сплошной, они говорят о том, что какие-то решения назревают, но какими они будут, я не рискну предположить. Я думаю, что Донбасс уже русский, я уже 3 года говорю одну и ту же мысль и от нее не отказываюсь, что Донбасс никогда не станет уже принадлежать Киеву, вопрос только в том, насколько расширится эта территория.
— Захар, а почему вы отправились туда именно сейчас? Большой приток русских добровольцев был, наверное, в 2014 — начале 2015 гг., а потом немножко схлынула эта война…
Захар Прилепин: Слушайте, я отправился в 2014 г. и все это время там работал, сначала работал как военкор, потом как поставщик гуманитарной помощи, потом как советник Захарченко, я работал с 2015 г. и все это время я хотел создать собственное подразделение, так или иначе, что-то получалось, но получилось окончательно только в октябре прошлого года, создали свой батальон, поэтому я никуда не отправился, я там давно уже.
— Вопрос, который почитательницы вашего таланта просили задать: как ваша жена-то отпустила вас? Я представляю ее переживания.
Захар Прилепин: Ну, жена стоически к этому относится. Мы когда с ней познакомились, я работал в ОМОНе, и последняя командировка была в Дагестан, когда мы уже были мужем и женой, у нас был первый ребенок, я просто сказал, что ты выходила замуж за военного, и вот, собственно, я вернулся. Мне кажется, она втайне, конечно, с гордостью относится к этому, просто она боится, естественно, там потерять кормильца, мужа, любимого человека, но никаких на эту тему эксцессов нет и быть не может, исключено просто в нашей семье.
— Может такое случиться, что она станет героиней следующего вашего произведения?
Захар Прилепин: Жена — героиня всех моих произведений.
— Вы апеллируете во «Взводе» к Пушкину, в том числе, и понятно, что для любого человека, принадлежащего к русской культуре, Александр Сергеевич — это такое мерило и поэтическое, и моральное, и нравственное тоже. Может быть, вы не согласитесь со мной, не знаю. А вот тезис насчет того, что гений и злодейство — вещи несовместные, он соотносится с тем, что, например, ведясь на ваш безусловный авторитет, мальчики поедут и в условной Авдеевке погибнут? Не будет крови на руках?
Захар Прилепин: Вы какой-то коллекционер самых липких либеральных вопросов.
— Возможно, да.
Захар Прилепин: Ну вот, видимо, По одному скопили. Ну нет. Я ничего по этому поводу не испытываю, потому что я вам напомню, что на Донбассе погибло 8000 человек, мирных жителей. Погибло 232 ребенка. И вот эта вот позиция псевдогуманизма, псевдопацифизма: «Я не должен в этом участвовать, потому что вот все должно как-то само по себе разрешиться» — ничего само по себе не разрешается, понимаете? Бомбят…
— Чем меньше людей участвуют в войне, тем меньше людей убивают друг друга.
Захар Прилепин: Слушайте, это детский сад какой-то! Антилогика! Потому что война идет, с той стороны стоит около ста тысяч военных, огромное количество тяжелого вооружения, танки, и давайте все не будем в этом участвовать, чтобы поскорее пришла украинская армия и все там зачистила, и тогда будет мир, и всем будет радость. Вот Пушкину такие вещи в голову никогда не приходили, потому что любой военный конфликт, который начинала Россия с целью аннексии тех или иных территорий, он страстно поддерживал, просился на русско-турецкую войну 1831 г., когда аннексировали Валахию, когда была в 1819 г. абсолютно идентичная ситуация, когда грек, отставной полковник российской армии перешел границу и поднял восстание греков в Османской империи, Пушкин рвался туда сепаратистом, Пушкин писал об этом стихи и Пушкин не задавался вопросом: «Как же так, сейчас я напишу об этом стихи, а вот молодые люди прочитают их и тоже пойдут добровольцами», и Байрон так не думал, и Лев Толстой, когда писал свои «Севастопольские рассказы», тоже не думал: «Я пишу, а их тут же публиковали, вот сейчас люди поедут и погибнут на этой войне, что же я делаю, лучше б я писал про цветочный луг и пчелок над цветами».
— То есть, есть только 2 категории: либо цветочный луг, либо война?
Захар Прилепин: Нет. Вы задали совершенно определенный, очевидный вопрос: «Вы поехали, вот мальчики поедут и погибнут», я нахожусь в рамках русской литературной традиции, я, честно говоря, сомневаюсь, насколько хорошо вы учились в школе и эту традицию знаете, если спустя 200 лет такой традиции вам в голову такие вопросы приходит. Они в принципе не должны приходить никакому человеку, который прочитал «Полтаву», «Тараса Бульбу», или, не знаю, что там…
— Захар, а после какого произведения вы почувствовали, что стали известным писателем?
Захар Прилепин: После первой же своей книжки я почувствовал, что я стал более-менее узнаваемым писателем, потому что ее тут же перевели на французский язык, потом ее на какую-то премию выдвинули, это был роман «Патологии», и сразу вся эта история завертелась. Все было нормально.
— Впоследствии как-то уже это определяло выбор темы, о чем писать?
Захар Прилепин: Нет, ничего никогда… ну как можно… это ж не механическая работа — выбирать какую-то тему там… что ж… ну… то, что у тебя внутри назревает, созревает как облако… то и выпадает. Я никакие темы не выбираю, они выбирают сами. Книжка должна созреть сама по себе.