Накануне спектакля «Не в свои сани не садись» актёр театра и кино, кинорежиссёр, сценарист, народный артист, президент гильдии киноактеров, лауреат премии Ленинского комсомола Сергей Никоненко дал интервью Большому Радио.
– Здравствуйте, Сергей Петрович! Вы готовы к встрече с заполярным зрителем?
Ну, конечно, готов. Мы привезли хороший спектакль, я очень надеюсь, что им понравится. Тем более, что он поставлен по пьесе русского классика драматургии Александра Николаевича Островского, которому, кстати, в этом году исполняется 200 лет со дня рождения.
– Как вам работается на одной сцене с нынешней молодежью, которая живет другими ритмами?
Ну, я бы не сказал, другими. Талантливая – талантлива, менее талантливая – менее талантлива, – смеется Сергей Петрович. – При этом, хорошо работать с талантливыми ребятами. Я могу сказать, что они молодцы, хорошо работают, понимают драматургию, любят ее, что самое ценное…не считают её устарелой. Приходите на спектакль и вы увидите, что это современная пьеса. Любовь, деньги, любовь!
– Конечно, вы не первый раз на Кольском полуострове. Расскажите свои самые яркие впечатления от Заполярья и от столицы Северного флота. Каким запомнился советский Североморск?
Я запомнил его деревянным. А так как мы снимали летом – белыми ночами. Я даже помню, немножко всегда занимался спортом, точнее я постоянно занимался физкультурой. Вышел на разминку, гостиница «Ваенга» находилась перед стадионом, я побегал, побегал, смотрю, а людей совсем нет. Встретил какого-то морячка, спросил у него, который час, а он ответил мне «Да, вот скоро без пятнадцати три…ночи». А солнце светит. Мне понравилось здесь очень: и рыбалка, и свежая печень трески…Съемки были довольно серьезные. Можно найти эту картину в интернете и посмотреть. Она называется «Места тут тихие».
– Вы очень любимы и востребованы в кино. Вы помните сколько картин было снято с вашим участием?
У меня порядка 230 ролей.
– А какие фильмы для вас особо знаковые? Какие оставили след в сердце?
Не только в моем сердце, но и в истории отечественного кино! Это «Люди и звери» Сергея Герасимова, моего учителя. Фильм и уже большая роль в фильме «Журналист», это «Звонят, откройте дверь!», это фильм Ларисы Шепитько «Крылья», фильм Шукшина «Странные люди», это фильм Ордынского «Красная площадь», это фильм Говорухина «Белый взрыв». Это фильмы 60-х! Я уже не говорю о небольших ролях у Андрея Кончаловского…
– Вы начали свою карьеру в непростое, но интересное время, а в апреле будете праздновать день рождения…
Да я не праздную, – перебивает Сергей Петрович. – Я обычно в день рождения уезжаю от всех близких подальше из Москвы. В этот раз, например, я поеду в Минеральные Воды, водичку пить.
– Ваше здоровье! Если вспомнить то время, прошла Великая Отечественная война, страна восстанавливается, и вы решаете после поступить на артиста. Это мечта ваша?
Я всегда хотел стать артистом. Это решение пришло лет в тринадцать, я был в пионерлагере, там меня заметили, позвали сначала на небольшую роль. А потом, в 54 году отмечали 50 лет, как ушел из жизни Антон Павлович Чехов, ставили пьесу «Юбилей», где я сыграл старика Хирина, бухгалтера. Ну, и после этой роли мне подарили большой торт. Я, мальчишка, его еле-еле держал в руках, он такой тяжелый был! И на нем кремом было написано: «Лучшему артисту лагеря».
– Это была ваша первая награда?
Да, я поделился им со многими и с той девочкой, которая мне очень нравилась. Она занималась в драмкружке в Москве, и я пошел за ней, она ушла, а я вот задержался, – улыбается.
– Трудности с поступлением в высшее театральное училище у вас были?
Были, конечно. Абитуриентами ходили из училища в училище, поступали везде. Тогда мы все перезнакомились и даже вечерами ходили в шашлычку с Олегом Далем и Виктором Павловым. Они, кстати, вдвоем поступили на курс к Анненкову в Щепкинское училище. Там еще учились два замечательных актера – Виталий Соломин и Миша Кононов. А меня четыре театральных ВУЗа не взяли, и пришлось мне поехать далеко от дома во Всесоюзный государственный институт кинематографии. Через два месяц после поступления я был очень благодарен четырем театральным ВУЗам, которые меня не взяли. Я поступил в мастерскую самого-самого-самого.
– Если вспоминать тот период и тот звездный курс, где были и Галина Польских, и Жанна Прохоренко, и Жариков – это что? Какое-то чутье у мастера на звезд?
Да, думаю да, у Герасимова было чутье. Это удивительно, как он выбирал актеров. Хотя, по секрету вам скажу, что он не совсем был согласен с Тамарой Федоровной, чтобы меня взяли на курс. Это я понял лишь позже, я был такой уже отштампованный Актёр Актёрыч. Может быть это мешало… но все-таки взяли, Тамара Федоровна была за меня горой, и я, по секрету вам скажу, даже был в нее немножко влюблен. Я ждал прихода, я помню все ее платья, даже запах духов.
– Поступить в театральный ВУЗ сложно: и тогда, и сейчас. Все считают, что это такая чудесная профессия, где сразу ты знаменитость, принимаешь предложения. Не знаю, с чем связано, но артистов уже достаточно давно учат тому, что можно заплатить и получить образование. Я не знаю, насколько это эффективно. Как вы считаете, можно ли выучиться на артиста за деньги?
Это самообман. Если у тебя нет ничего за душой, если Господь Бог не отпустил, ничего не будет. А если отпустил, то даже неважно у кого ты учишься, у Герасимова или у неизвестного педагога, ты все равно станешь артистом. Но, при условии, если ты будешь хорошо и много работать. И у тебя будет хороший кормчий, который будет тебя направлять, я имею в виду педагога. За деньги не купишь талант. Я знаю эти примеры, знаю, что иногда очень выигрышные барышни, очень эффектные, очень красивые идут по этому пути, молодые люди, даже те, что поступали со мной…думаю, почему их Герасимов не взял? Ну, вылитый же Олег Стриженов! А взял Колю Губенко, неприметного вроде…но, когда он начинал читать было понятно, что там за душой что-то есть, есть серьезный художник, который может многое не только прожить, но и передать.
– Хочу спросить вас о вашей любви к Есенину. Дело в том, что даже сейчас можно сказать, что в том образе – белокурый с волнистыми волосами – вы похожи на великого русского поэта. И я знаю, что вы особенно к нему относитесь. Как так сложилось? Почему Есенин? Почему не Пушкин? Не Лермонтов?
Ну, я же не похож на Пушкина или Лермонтова! В ту пору мой большой друг Геннадий Шпаликов, известный драматург, привел меня буквально за руку на пробы к Сергею Урусевскому. Пробы уже шли во всю, пробовались и Олег Табаков, и Олег Видов, и отец Сергея Безрукова – Виталий, который, признаться, напоминал Есенина. Но, когда на худсовете режиссер, редактор и художественный руководитель Михаил Ильич Ромм сказал: «Послушайте! Но я же только что видел Есенина! Вот он!» и показал на меня, отметив, что я выгляжу как две капли воды. Если бы Есенин прожил не 30 лет, а 82 года – то он был бы похож на меня. После этой картины, она одна из всех сыгранных, меня не отпускает. Есенин увлек меня, я просто утонул в его жизни, в его поэзии. Я создал музей, который передаю в настоящее время в дар Москве. Теперь надо найти того, кто продолжит моё дело, кто сохранит собранные мной вещи Сергея Есенина.
– Вы – народный артист РСФСР, советский, российский. В связи с последними событиями, определенная часть артистов уехала из страны, а часть раскритиковала происходящее. Например, Чулпан Хаматова заявила, что звание народного артиста ничего не значит. Для вас, как для человека, захватившего и советский, и русский период, что значит это звание? И как вы можете прокомментировать заявление Хаматовой?
Я предлагаю забыть эту артистку навсегда. Не стоит она памяти, и все, кто до нее и после нее, все, которые говорят, что это неправильно, кто не поддерживает политику государства, то, что мы своих не бросаем, что Донбасс – это Россия. Владимир Ильич Ленин присоединил к Украине, дал им угольные шахты, энергетику этой маленькой республике. За что они все памятники его сносят. Слов нет. Тут озверевший народ, особенно бандеровцы, не украинцы, нет. Они и о церковь свою православную украинскую вытирают ноги.
– Вы когда-нибудь предполагали, что так будет? Ведь вас многое связывает с Украиной.
Такое в страшном сне не могло присниться! У меня полным-полно там друзей, много сыграно ролей там, есть любимые места, самое, наверное, любимое – это Владимирский собор, расписанный Врубелем.
В прошлом году я ездил выступать в ЛНР и ДНР и могу сказать, что, когда я читал стихи, которые я читаю 9 мая, у меня есть целая программа с военными стихами, бойцы слушали внимательно…но мне показалось, что что-то я недорабатываю. И, когда я начал читать Есенина, лирику Пушкина, Гумилева, любовную лирику… Разгладились лица, начали улыбаться. Войны им хватает. А для сердца и для души нужна другая поэзия.
– Как вы думаете, рано наверно еще снимать фильм про происходящее?
Рано. Когда я учился на актерском, у нас был дипломный спектакль «Карьера Артуро Уи», которого могло бы не быть. Коля Губенко гениально играл Артура. Возможно за эту роль Жанна Болотова (жена Губенко, прим.ред.) его и полюбила наконец. Так вот, этот спектакль заканчивался фразой, которую написал Бертольт Брехт «Торжествовать пока еще не надо. Еще плодоносить способно чрево, которое вынашивало гада». То, что происходит сегодня на Украине.
– У вас теплые отношения с вашим старшим внуком. Вы бы хотели, чтобы он стал артистом?
Что до внуков, пускай сами выбирают. Я ничего не буду навязывать, ни Петру, ни Катеньке, ни Лизоньке. Ему скоро 16 лет, и я не знаю, в кого он такой. Он любит химию, он любит математику, он любит совсем все другое. То, что я ненавидел. Но кое-что я чувствую – напор, взять, достать. Когда ездим с ним в «Дом книги», он выбирает себе по химии, по математике, по физике книг 15! И берет стремянку, и лезет на самые высокие полки, достает книги и в них сутками может сидеть. Я порой думаю, напор вот этот я узнаю. Я вот так хотел стать артистом.
– К слову о книгах. Книга ваших мемуаров «Далекие милые были» вышла небольшим тиражом, ее практически нет в продаже, а отзывы у нее великолепные. У вас есть в планах еще что-то написать?
Да, я пишу потихоньку! Но издательства, в которые я звоню, как-то не сильно заинтересованы…хотя все, кто прочитал мою первую книгу говорят, что она очень интересная. Она и о военном времени, и о том, как мы поступали, и как учился, личные векторы, впечатления и даже любовь, так называемая, детская, юношеская, платоническая. Как за руку брать девушку…на катке она сама брала мою руку! Её то можно, а мальчикам надо быть осторожнее.
Фото: Большое Радио