На подмостки после полугодового перерыва вернулась пьеса московского драматурга Игоря Цунского. Она появилась в афише в декабре прошлого года, теперь её перевели из сезонного новогоднего репертуара в постоянный. Такое возможно, собственно, с любой пьесой.
Литературоведам известны четыре десятка интерпретаций сказки про Морозко, а широкому зрителю более памятен фильм 1964 года, снятый по сказке Алексея Толстого. В облдраме, против своего обыкновения, решили по стопам кинорежиссёров не ходить, и предпочли сценарий Цунского «Три желания Морозко».
Канва прежняя: злая мачеха с несуразной дочкой, умница-красавица падчерица, суровый, но справедливый зимний колдун Морозко. Но авторское, взрослое, прочтение всегда интригует: вдруг сказка-2024 предстанет в новом свете? К примеру, «Ёлка для наследника Тутти», поставленная несколько лет назад в областном драматическом, отзывалась недетскими смыслами.
Или вот ещё. С детства не могу понять, почему Дуняша (сценверсия Настеньки), замерзая, твердила «Тепло, Морозушко, тепло, батюшка»? Дома сироту обижают-унижают, она в кое-какие веки слышит доброе слово: «Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, красная?» И что? Она должна была обрадоваться! На всех нажаловаться! Затопить и растопить благодарными слезами и самого Морозко, и ёлку, под которой сидела!
Ни одна версия сказочной упёртости не объясняет. Может, пришёл час? Но нет, ничего мурманская постановка не объясняет, да и мурманской её, строго говоря, не назовёшь.
Взять костюмы. Второстепенные герои одеты в русское-народное, местами - в неожиданных сочетаниях, а главные – в английский пэчворк. Так, замерзать в лес Дуняша идёт в шикарном кардигане с ассиметричным низом - сиречь, пальтишке в заплатах. Однако почему главную героиню не одеть в саамский печок? Почему первый-парень-на деревне-Иван превращается в банального среднеполосного бурого медведя, а не в белого? Где местный колорит? Почему малые народы исключены из культурного контекста?
И трудно сказать, чей это недосмотр: художника-постановщика, который живёт в Нижнем Новгороде, или режиссёра, который не сформулировал художнику творческую задачу, ибо тоже не из местных (родился в Ленинградской области, до Мурманска работал в Забайкалье)?
В пресс-релизе, разосланном специалистом МОДТ по связям с общественностью, говорится: «Старая, добрая, русская сказка запоет для самых юных зрителей на новогодний мотив!» Вот здесь - правда.
«Что мечтаешь, Дуня? / Будет тебе дуля!» - распевает мачеха, которая хочет выдать несуразную дочку Марфушку за сына мельника Ивана.
«Всем ты, Марфуша, хороша, да не лежит к тебе душа!» - тактичен с девушкой Иван. Душа лежит, понятно, к Дуняше.
Через пару мизансцен Иван ни с того, ни с сего грубит Лиху Одноглазому. Лихо, которое и так расстроено - в глазу застряла сосновая иголка, расстроилось окончательно и заколдовало грубияна. Дуняше пришлось хлопотать-расколдовывать… Снова неожиданно. Способна ли девушка, которая предпочитает компромиссу летальный исход, на дипломатические шаги? Можно ли позавидовать самой умнице-красавице, чей жених подвержен резким перепадам настроения? Короче, линия Дуняша-Иван нуждается в доработке. Да, это сказка, но с детьми ведь придут взрослые. Можно ещё сделать Лихо провокатором-абьюзером, а в конце пусть раскается - сказка ведь.
Опять же, было бы намного интереснее, если бы Иван заинтересовался Марфушкой. Красота - в глазах смотрящего, раскрыться девушке не позволяет гиперопека матери... Впрочем, это уже к режиссёру. Уж если облдрама не в силах замахнуться на постановку заполярных авторов, хотя бы внести пару-тройку штрихов в готовую пьесу можно?
В целом, однозначными плюсами постановки можно считать два: всё-таки костюмы и песни. За первые - респект Борису Шлямину, от дуняшиного пэчворка, уверена, не отказалась бы половина зрительниц (а в драке за «мухоморный» халат Лиха приняли бы участие остальные); за вторые – респект артисту Михаилу Романенко, он - автор текстов, и заведующему музыкальной частью Анатолию Шахову, автору музыки.
Фото: Большое радио